Цифровое сверхпотребление и подчинение технологиям
В современном гиперсвязанном и управляемом алгоритмами обществе цифровое чрезмерное потребление стало широко распространённым явлением, затрагивающим все большее число людей — возможно, даже большинство. С быстрым распространением смартфонов, планшетов, ноутбуков, носимых устройств, систем умного дома, центров обработки данных и платформ на базе искусственного интеллекта, нормализация постоянного использования технологий достигла беспрецедентных уровней. Эта проблема превратилась в глобальную, затрагивающую людей разных возрастов, полов, профессий и регионов. По своей сути цифровое чрезмерное потребление относится к (ощущаемому) чрезмерному вовлечению людей в цифровые медиа и технологии, что может иметь пагубные последствия для их физического, психологического и социального благополучия. Понятие «избыток» в этом контексте понимается как «слишком много информации» — количество которой уже ощущается больше, чем необходимо, ожидаемо или разумно.
Цифровые технологии проникают повсюду и завлекают, что приводит к укоренившейся в широких массах населения зависимости от их различных форм и функций. Эти аддикции проявляются разными способами: от бесконечного скроллинга ленты в социальных сетях до навязчивой проверки электронной почты, зависанием в просмотрах видеороликов/стримов или бомбардировки постоянным потоком новостей и развлечений, всё больше людей оказываются привязанными к экранам смартфонов или мониторов — часто в ущерб своему психическому здоровью, производительности и значимым социальным связям. Далеко не будучи изолированной проблемой, чрезмерное цифровое взаимодействие стало широко распространённым опытом среди цифровых пользователей, тесно связанным с функциями цифровых устройств и их социальной средой. Социуму уже пора признать, что чрезмерное цифровое потребление представляет собой серьёзную общественную проблему, требующую срочного, детального и всестороннего анализа для устранения её далеко идущих последствий.
Парадоксально, но несмотря на широко распространённый характер чрезмерного потребления цифрового контента, публичные и академические дискурсы имели тенденцию представлять это явление, как личную патологию, затрагивающую только определённые подгруппы населения. Большая часть исследований на эту тему исходит не из социологии, а из психологии и психиатрии, часто принимающих модель патологизации, которая выявляет причины, процессы и симптомы внутри человека, приписывая их нежелательным чертам, негативным эмоциям или различным психологическим проблемам. Для этих специализаций даже было разработано множество шкал для оценки цифровой «зависимости» или «расстройства», обычно фокусирующихся на людях, наиболее склонных к развитию аддиктивного поведения. Например, чрезмерное использование социальных сетей часто трактуют с «неспособностью контролировать себя», которое свойственно подавляющему меньшинству людей. Но это совсем устаревшая информация — размеры проблемы угрожающе выросли за последнее десятилетие.
Некоторые маркетинговые исследования также удобно следуют этому индивидуализированному подходу, неявно полагая, что «зло» чрезмерного потребления находится внутри отдельного потребителя. Здесь способность людей осуществлять влияние на свои решения о потреблении усиливается до значительного уровня, усиливая бинарные различия надлежащего/ненадлежащего поведения, в то же время возлагая ответственность за регулирование потребления непосредственно на самих людей. Между тем, более широкие социокультурные и технологические силы, влияющие на потребление, редко, если вообще когда-либо, исследуются в такой обширной, доминанте. На этом фоне критические маркетинговые и потребительские исследования в значительной степени молчали о более тесной взаимосвязи между (сверх)потреблением и широкой рыночно-капиталистической, а также технологической средой.
Но всё больше критических работ по маркетингу исследуют различные принципы современного глобального технологического ландшафта (например, наблюдение за большими данными и алгоритмический контроль непосредственно в дата-центрах), которые работают вместе с маркетинговыми аппаратами, чтобы формировать, влиять и вмешиваться в выбор и поведение потребителей. Такой подход бросает вызов общепринятому индивидуализированному взгляду на сверхпотребление, вместо этого подчёркивая, как идеология и процессы современной маркетинговой деятельности способствуют созданию и поддержанию рыночной системы, поощряющей постоянно растущий спрос общества в отношении товаров, услуг, развлечений и т.п.
В то же время социологи признают, что рыночно-опосредованные алгоритмические механизмы увековечивают цифровую зависимость людей, используя человеческие уязвимости для распространения аддиктивной логики в целях накопления капитала для бизнеса. Это явление имеет неожиданный эффект увеличения зависимости потребителей от платформ, поощряя посвящать всё большую часть времени просьюмеров (людей, которые хотят не только потреблять продукцию, но активно содействовать в её создании) участию в цифровых сервисных услугах таким образом, чтобы они соответствовали их целям. Концепция киберпространства инкапсулирует растущее влияние рыночных и социотехнических сил на современных людей в их повседневных цифровых взаимодействиях. Она предлагает потенциал для более глубокого понимания цифрового сверхпотребления — его сложной жизненной реальности и более широкой макросоциальной структуры, которая лежит в его основе.
По поведенческим факторам уже становится весьма заметным, как потребители борются с всепроникающим чувством напряжения, борьбы и захваченности в своей повседневной цифровой вовлеченности. Несмотря на их желание оказывать влияние на свои потребительские решения и нести ответственность за свой выбор, их воспринимаемое чувство «контроля» во многих случаях сводится на нет неопровержимыми силами соблазнения сетевой привязанности. Концепция рыночно-капиталистического «киберпространства» в первую очередь основана на взаимодействии современных людей и их цифровой среды. В популярном использовании киберпространство иногда приравнивается к «виртуальной реальности», которая подчёркивает искусственные, сконструированные или нереальные среды, созданные интернетом и его пользователями. Но это понятие надо трактовать гораздо шире — ведь «зависание» людей часами ежедневно в чатах соцсетей и мессенджеров, для общения с себе подобными, тоже можно отнести к цифровой зависимости. Эти механические/физические элементы (например, вычислительные и связанные с ними технологии) и органические/человеческие элементы (например, пользователи, которые подключены к этим технологиям и взаимодействуют с ними) вынуждены непрерывно переплетаться друг с другом.
Избыток цифровых взаимодействий, является центральным для функционирования рыночно-капиталистического киберпространства и его неустанного расширения. Он обеспечивает непрерывный поток, циркуляцию и усиление производительных и желательных энергий, что, что особенно важно, позволяет глобальному рыночному капитализму ускоряться без ограничений. Понимание характеристик и динамики сложной жизненной реальности цифрового сверхпотребления, сформированной различными социокультурными и технологическими влияниями, таким образом, может дать важные идеи о том, как оно воспроизводится более широкими структурными силами, которые часто превосходят способность индивида контролировать или нести ответственность за свои привычки и действия.
Неизбежность, модуляция и соблазн
Первой определяющей чертой киберпространства является его неизбежность, которая означает повсеместное, пролиферативное и инвазивное присутствие цифровых технологий, а также спиральные силы, оказываемые цифровыми артефактами и стимулами (например, информацией, изображениями) во многих аспектах современного сетевого общества. Эти вездесущие силы постепенно работают над тем, чтобы включиться в социальную психику, порождая режимы цифрового социального взаимодействия, которые становятся все более обширными. Эти режимы, следуя капиталистическим предписаниям гиперконкуренции и возникающим протоколам сетевой эпохи, постепенно натурализуются и нормализуются как «неизбежные» способы жизни, которых современные люди зачастую вряд ли могут избежать в эпоху технологически опосредованного глобального капитализма. Под этим социально-технологическим давлением для многих людей уже не является выбором сказать «нет» цифровому подключению — нескончаемые потоки информации, ускоряющиеся потоки цифровой стимуляции и усиливающиеся призывы к мгновенному онлайн-взаимодействию являются проявлениями того, как киберпространство оказывает своё растущее давление на людей и все больше «захватывает» их в своей повсеместной интенсивности.
Сам бизнес порождает бесчисленные каналы коммуникации, которые поглощают людей в их постоянной мобилизации производительной энергии, поставленной на службу капиталу. Стимуляция может быть самая разнообразная, даже затрагивающая интимные стороны жизни — например стремление создать привлекательный профиль в приложениях для знакомств. Императивами для производительного взаимодействия с цифровизацией могут стать призывы через принуждение участвовать в платформенных мероприятиях и, таким образом, поддерживать социальные связи с близкими людьми. Различные фрагменты стимуляции и социальной тревоги по поводу «бесконечной производительности» постоянно рекомбинируются, создавая тем самым неизбежные циклы цифрового взаимодействия и капиталистической экспансии.
Вторая особенность вовлечения человека во взаимодействие с цифровой средой — это модуляция, которая содействует постоянному преобразованию и переформированию индивидов (а также их субъективности), после чего они все больше сливаются с киберпространством, его машинным кодом и ритмом, по итогу становятся настроенными на него. В сегодняшнюю эпоху цифровая среда может всё больше становиться модулированным отражением заранее написанных сценариев, управляемых машинами, алгоритмами и большими данными. Индивид постепенно исчезает, и его/её субъективность тонет в цифровом потоке. Эта постепенная эрозия органической текстуры, характеризующей человеческие субъекты, всё чаще сопровождается автоматизмами, которые управляют индивидуальным выбором человека, не позволяя ему порой даже осознать этот факт. Будучи запутанным в киберпространстве и его модулирующих механизмах, выбор человека вступать в систему и выходить из неё, а также возможность действовать по своей воле, со временем исключается. Вместо того чтобы принимать органические решения, в соответствии со своим сознательным размышлением, люди могут постепенно настраивать себя на автоматизированные, управляемые искусственным разумом, действия.
В алгоритмическом, управляемом данными цифровом ландшафте рыночные средства наблюдения работают в пользу неконтролируемых цифровых излишеств, становясь устройствами для тотального контроля, на основе растущего объёма данных, извлекаемых из цифровой среды. Целые команды разработчиков и маркетологов трудятся над максимизацией возможностей модуляции индивидуального поведения — прогнозирования, манипулирования и, в конечном итоге, автоматизации их в сторону чрезмерного взаимодействия с системой. Сложные технологии, алгоритмы и все более агрессивные корпоративные схемы призваны играть на желаниях, тревогах и уязвимостях людей, в конечном итоге усиливая их цифровую подверженность. В центре такой верности корпоративные «механизмы контроля» и тревоги потребителей смешиваются для того, чтобы больше цифрового взаимодействия было запущено и передано в систему надзорного маркетинга.
Третья особенность киберпространства — соблазнение. В данном контексте оно обозначает захватывающую природу оцифрованной сферы — её способность высвобождать человеческий потенциал желаний (точнее, для избытка желаемой возможности), который становится липкой текстурой, связывающей субъекта с цифровыми сервисами. Этот механизм работает, как привод для высвобождения фантазий и реализации желаний о радикальном самовыражении, экспериментировании над собой и социальной связанности. Тут соблазн может выступать в любом проявлении: от отслеживания статуса «микрознаменитостей» в социальных сетях, до погружения в мир цифровых игр, проецируя свою энергию желания на многочисленные объекты и стимулы в цифровом ландшафте.
Мало кто осознаёт, что киберпространство постоянно заманчиво, именно потому, что его возможности исполнения желаний остаются иллюзорными — работая как «аттрактор» или «миф», который одновременно возбуждает и фрустрирует дальнейшие раунды цифрового взаимодействия потребителей. А ведь именно это и требуется для извлечения прибыли бизнес-структурами различного ранга. Многочисленные потоки захватывающих стимулов и иллюзорные фантазии индивидуумов о наслаждении соблазнительно смешиваются, создавая постоянные волны притяжения. А сами потребители, по-видимому, движимы побуждениями продолжать бесконечно искать источники удовольствия и взаимодействовать с виртуальной (цифровой) реальностью в различных её проявлениях.
Вместе эти три ключевые особенности киберпространства позволяют представить себе образ в значительной степени «деагентного» субъекта — всё более сформированного, опосредованного и подавленного всепроникающими силами окружающей его социально-технической среды. Для самого человека сдвиг понимания проблемы требует критического изучения глубоких взаимосвязей между собственным цифровым сверхпотреблением и социальными системами, которые управляют его возникновением, распространением и сохранением его зависимости.
